Если судьба выбирает нас - Страница 68


К оглавлению

68

В Москве начало августа.

Я сижу, облокотившись на подоконник и подпирая голову руками.

Яркий солнечный луч греет мое левое ухо, играет в гранях стакана с минералкой, стоящего на столе и размечая белую скатерть теневой клеткой от оконной рамы.

Страшно хочется за окно: посмотреть эту волшебную "старую" Москву!

Пройтись по узким извилистым улочкам и переулкам, выискивая знакомые по прошлой "будущей" жизни места.

Послушать незнакомую мне какофонию звуков, вдохнуть аромат эпохи…

Нельзя — режим потому что…

Я посмотрел на мирно спящего на соседней койке Генриха…

Мой друг постепенно выздоравливал — ему уже несколько дней колют какой-то чудодейственный противовоспалительный препарат с эпическим названием "Панацеум".

Типа лекарство от всех болезней.

Судя по тому, как шло заживление столь беспокойной для Литуса шрапнельной раны — под этим именем скрывался "Пенициллин".

Которого в это время, теоретически, быть не должно…

Если мне не изменяет память, его открыли году эдак в 1928, а применили и вовсе — в начале сороковых…

Хотя, я не врач — мало ли что эскулапы там изобрели…

* * *

Наше прибытие в Москву было обыденным и долгожданным.

Все-таки ехали почти четверо суток: это вам не скоростной поезд конца ХХ-го века… Постоянные остановки на стрелках и перегонах, а ведь паровоз надо еще и бункеровать углем, заправлять водой. Так что скорость передвижения, прямо скажем — не впечатляла.

Перед отъездом из Варшавы я послал санитара на телеграф — сообщить отцу на завод о моем скором прибытии. Только вот дату не указал — ибо сам не знал, сколько времени придется провести в пути.

А вот обыденность испарилась сразу после начала разгрузки.

К железнодорожной платформе с противоположной стороны подошел самый, что ни на есть настоящий трамвай с красным крестом вместо номера, в который санитары начали резво перетаскивать раненых.

Сказать, что я был в изумлении — это ничего не сказать!

Санитарный трамвай!!!

Охренеть!!!

От самого Александровского (Белорусского) вокзала мы проехали сначала по Тверской-Ямской, а потом по Садовому Кольцу.

Я, прильнув к окну, с интересом рассматривал мелькающие за стеклом здания и магазины, пешеходов и усачей-городовых, пролетки и редкие автомобили.

Людей на улицах почти не было: девять часов вечера по этим временам — поздний вечер.

Наконец трамвай остановился напротив усадьбы Усачевых-Найденовых, недалеко от Яузы. Оставшиеся полсотни метров от трамвайных путей на Земляном валу до дверей госпиталя в Грузинском переулке кто-то добирался сам, а кого-то тащили санитары.

По моей настойчивой просьбе нас с Генрихом разместили в одной палате. Правда, на третьем этаже, что "костыльному" Литусу не очень удобно.

Ну, ничего — считай мы уже дома!!!

2

Всю дорогу из Варшавы я не находил себе места, тоскливо глядя на пробегающие за окнами вагона пейзажи средней полосы России.

Причина же оных терзаний была донельзя банальной — родственники. Встреча с ними, по сути — главный экзамен, успешная сдача которого и определит мое место в жизни.

Только они — те люди, что знают меня с детства, смогут распознать во мне фальшь, заметить несоответствия в моем поведении, словах и поступках.

Задумчиво бренча на гитаре что-то такое из "Чижа", я размышлял над создавшейся ситуацией, выстраивал внутренний диалог по принципу "вопрос-ответ", подобно тому, как когда-то готовился выступать в суде.

Итак…

Несоответствие моего психологического портрета: изменение поведения, характера и несоответствие образу юного балбеса из хорошей семьи начала ХХ века?

В принципе, это основной вопрос.

Однако, тут мы имеем весомый контраргумент: мальчик (то есть — я) воевал, был контужен, потом тяжело ранен и вообще — "хлебнул лиха" и "повидал войну".

Объективно — данная отмазка прокатит стопроцентно!!!

Если вдруг кто-то что-то заметит, то не придаст этому значения, потому как причина возможных изменений лежит на поверхности.

Дальше.

Изменение моего "модус операнди"?

Все-таки образ мышления и образ действия человека начала ХХI века существенно отличается от того, что имеет место в данный период. Я по-другому интерпретирую полученную информацию и, соответственно, иначе реагирую, да еще и используя при этом жизненный и профессиональный опыт ушлого юриста в возрасте "чуть за тридцать".

Вывод — надо вести себя аккуратнее, предварительно анализируя слова и поступки, чтобы возможное несоответствие можно было отнести к штампу типа "мальчик повзрослел".

Следующим пунктом у меня идет "привычки, умения и интересы".

Курение.

Курить я в "новой" жизни зарекся, да и желания-то особого нет. Хотя и читал когда-то статейку, что мол "курение есть привычка не физиологическая, а психологическая", но как-то обошлось.

Саша до моего подселения не курил, ну а если бы и начал, то опять же "война все спишет".

Привычка чесать в затылке.

Тут самоконтроль необходим, ибо, в силу дворянского воспитания, для юного барона таковой жест неприемлем.

Почесывание кончика носа в процессе размышления — на людях недопустимо.

Это все полусознательные привычки, которых надо всячески избегать.

Слава Богу, что мелкая моторика и нормы поведения мне достались в полном объеме, например за столом — я не облажаюсь.

Надо постараться жестко привязать поведенческие императивы Саши к моему сознательно-бессознательному (Еще не знаю как, но идеи есть)…

68