— Слушаюсь!
— Удачи! И с Богом! — Ротный поправил каску и в сопровождении своих посыльных исчез в горловине хода сообщения.
— Савка, за мной! — Гаркнул я и, закинув ремень автомата на плечо, двинулся в противоположную сторону.
Траншеи были повреждены, а кое где и обрушены, поэтому стометровка от второй линии окопов до первой, заняла несколько больше времени, чем я рассчитывал.
Когда я ввалился на НП, в воздухе уже зазвучало немецкое "Ур-ра", перемежаемое выстрелами из винтовок.
В ячейке наблюдательного пункта обнаружился младший унтер-офицер Рябинин.
— Где Шмелев? — с ходу поинтересовался я.
— Убит…
— Как?
— Снарядом накрыло, вашбродь… Под конец уже…
— Что ж, земля пухом! А ты, Рябинин, теперь за взводного!
— Слушаюсь!
Я выглянул в амбразуру, проделанную в сложенном из бревен бруствере НП: по полю в нашу сторону катилась волна серых фигур.
Заходите, гости дорогие…
За день мы отбили три атаки…
Пытаюсь собраться с мыслями, но понимаю. что с трудом осознаю сегодняшние события.
Как будто это не со мной было…
Не складывается единой картины… Слайд-шоу какое-то…
Или, даже флэшбэк! Помню, как-то при рассмотрении одного хитрого дела, вычитал определение последнего: "Нарушение восприятия после употребления галлюциногенов — внезапный рецидив визуальных нарушений, физических симптомов, утраты границ "я" или интенсивных эмоций…"
Очень похоже!
Жуткое и депрессивное визуальное нарушение с интенсивными эмоциями.
Первая атака захлебнулась на полпути к нашим окопам. Густые цепи серых фигурок в "пикельхаубе" покосили из пулеметов. Немцы сперва залегли, а потом, по свистку откатились к своим траншеям. После чего обстрел наших позиций возобновился.
Через полтора часа интенсивного обстрела, они попробовали снова.
На этот раз солдаты противника заранее покинули свои убежища и под прикрытием артиллерии накапливались на нейтралке.
Им почти удалось добежать до нашей колючки, прежде чем они снова были вынуждены отойти под интенсивным ружейно-пулеметным огнем.
Третьей атаке предшествовал почти трехчасовой артобстрел, после которого сценарий атаки номер два повторился.
Хотя силы, брошенные в бой, превосходили обе предыдущие атаки вместе взятые.
В отражении последней на сегодня попытки немецкого наступления помимо нас участвовали и минометчики и артиллеристы.
Германские солдаты уже не отходили, а залегали, а потом снова поднимались и шли вперед.
Лично, я расстрелял два магазина, вступив в бой, когда фрицы уже лезли через проволочные заграждения.
После провала последней атаки противник еще полчаса обстреливал нас силами тех же четырех батарей, а потом все затихло так же внезапно, как и началось.
Поле перед нашими позициями являло собой лунную поверхность, густо покрытую трупами в серо-мышиной форме.
Господи…
Я даже затрудняюсь предположить, сколько народу тут лежит…
Точнее — и думать боюсь…
Две роты? Три? Больше?
Действительно бойня — бессмысленная и беспощадная!
Солнце, подернутое туманной дымкой, медленно клонилось к закату.
Я сидел на ящике перед блиндажом погруженный с головой в военно-бухгалтерские обязанности.
Настроение было препоганейшее. Сначала ефрейтор Юрец вымотал мне все нервы с отчетностью по приходу-расходу огнеприпасов! Когда учетная книга была, наконец заполнена, на очереди была ведомость убыли личного состава.
С наблюдательного пункта возвратился Лиходеев.
— Кажись, на сегодня успокоился германец, вашбродь!
— Да уж… Кто-то успокоился, а кого-то мы успокоили…
— В самую суть вы сказали, вашбродь. Успокоили мы их изрядно… Вонища завтра будет — Господи спаси! Лето все ж… — Сделал неожиданный вывод мой практичный фельдфебель.
— А у нас сколько упокоилось? — Я присел на патронный ящик и снял каску. Жарко!
— Осьмнадцать душ, вашбродь! И раненых почитай три десятка. Тяжелых мы прибрали — санитары их уже выносят. А легкие сами дойдут.
— Полста человек за день. Черт! — Я стукнул кулаком по колену. — Это что же? У нас получается сто тридцать человек в строю?
— Где-то так оно и выходит, вашбродь! Авось, легкие, опосля перевязки, возвернуться. Глядишь, на десяток больше будет!
— Не густо…
Ну, все! Последняя закорючка поставлена, и заверена ротной печатью.
Образовавшееся свободное время, я решил использовать для ухода за оружием: разобрал и вычистил автомат, набил патронами опустевшие магазины.
В ожидании ужина, поразмышлял на тему "Что день грядущий нам готовит…", без особого, впрочем, успеха.
Ничего хорошего, и уж тем более позитивного, в голову не пришло.
Депрессия, однако…
Стресс…
Ближе к ночи в наши траншеи пришла команда разведчиков — пошарить по нейтральной полосе, пока саперы будут восстанавливать проволочное заграждение.
Послушать, пощупать понюхать…
По такому случаю Казимирский отправил меня на наблюдательный пункт — бдеть, а сам завалился спать.
Благодетель…
Приведший разведчиков Лиходеев о чем-то шушукался с их фельдфебелем, настороженно кося на меня глаза.
Задумал что-то Кузьма Акимыч…
Как пить дать…
О, сюда идет! И выражение на физиономии хитровато-просительное…
— Вашбродь, тут такое дело…
— Ну? — Я вопросительно приподнял бровь.
— Тут, стало быть, разведка к немецким траншеям идет…
— Идет…
— Значит, нам бы, того-самого… Этого… Тоже бы не худо было б… — Темнит что-то Кузьма Акимыч. Аж дар связной речи потерял…