— Да! Не повезло… Кстати Софьин погиб. Осколком, через каску. Наповал!
Мне сразу вспомнился этот румяный юноша с выверенным до миллиметра пробором в темных волосах и немного восторженным взглядом больших карих глаз.
Убит…
Не могу сказать, чтобы мы были друзьями. Скорее даже наоборот, наши отношения, после известного случая с дракой, были весьма натянутыми.
И все же! Ему было всего девятнадцать лет…
Сумасшедшая ночь…
Беготня, суета, мат-перемат — и все в кромешной темноте, время от времени освещаемой вспышками ракет.
Мы сменяем на передовой двенадцатую роту.
В ходах сообщения образуются пробки, как на Садовом Кольце в час пик.
Гренадеры со своими пожитками смешиваются с саперами, которые волокут стройматериалы для ремонта позиций. Тут же снуют подносчики боеприпасов с патронными и гранатными ящиками. В довершение всего нас посетила команда разведчиков, с целью слазить на нейтралку…
Поскольку орать нельзя — немцы могут и пульнуть для острастки, приходится наводить порядок мануально. Дабы не отбить руку, я вооружился метровой палкой и, таким образом регулируя траншейное движение. То есть, в случае необходимости, несильно колотил зазевавшихся по спине или по плечам.
Можно конечно и по голове стукнуть — все равно все в касках, но опять же, звону будет.
В принципе немцы спокойно относились к шуму строительных работ на наших позициях. Но вот на необычный звук противник мог отреагировать открытием огня.
Так, на всякий случай.
Короче, взяла обезьяна палку — и сразу стала начальником.
Над другими обезьянами.
Эволюция, однако…
Командный пункт роты на передовой позиции был совмещен с узлом связи, так что, оставив Савку располагаться на старом новом месте, я отправился на обзорную экскурсию.
Вполголоса наорал на гренадер третьего взвода, за лень и раздолбайство. Вздрючил пулеметчиков, разнес саперов, и теперь воспитывал любовь к порядку в Филе Копейкине.
— Филя, ити твою маман через карман! Это что тут у тебя такое? Это склад огнеприпасов или мина замедленного действия?
— Это, вашбродь, патроны да гранаты! — изрек каптер, после минуты молчания, потраченной на переваривание информации.
— Это, унтер-офицер Копейкин, хрень какая-то! Гранаты и патроны в ящиках раздать по взводам и по пулеметным гнездам. Это ж надо было додуматься все в одном месте свалить!!!
— Ну, дык темно ведь! Подносчики заплутали…
— Когда светло будет, немцы по нам так врежут — не обрадуешься! Бего-о-ом арш!
Вечный русский авось, чегось да небось…
Иногда мои подчиненные меня просто бесят своими словами и поступками! Вот тот же Копейкин — третий год на войне, а баран — бараном: "бе-е", "ме-е" и "не могу знать ваше благородие". И не поймешь, то ли дурак, то ли прикидывается…
Интересно, какую часть моей личности все это раздражает больше?
Юриста начала XXI века или барона из обрусевших немцев?
Пожалуй, что пятьдесят-на-пятьдесят.
В равной степени выводит из себя и непонятная для человека будущего тупость, и возмутительная, с точки зрения человека с приставкой "фон" в начале фамилии, недисциплинированность и лень.
Те же, прости Господи, сортиры!
Солдатикам ходить и стоять в очередях к специально отрытым и тщательно замаскированным нужникам, попросту лень.
Гадят — кто во что горазд.
Приходится дрючить унтеров, дабы следили за порядком, и гонять попавшихся на "загрязнении окружающей среды" на принудительные работы по уборке траншей.
Вот такое, с позволение сказать, единство противоположностей!
Про немецкий "орднунг" я раньше только в книгах о войне читал, а теперь чувствую его на собственной шкуре.
Обстрел начался ровно в восемь утра — минута в минуту…
На наши позиции навалились как минимум две батареи легких гаубиц при поддержке полевых пушек.
Сегодня, к счастью, на нашу долю не пришлось шестидюймовых гостинцев. То ли немцы посчитали нас недостойными такого внимания, то ли просто перебросили батареи куда-то еще. В общем, обошлись без веских доводов.
По сему, обстрел был воспринят мной достаточно спокойно.
Наш блиндаж стопятимиллиметровая гаубица не возьмет. А уж полевая пушка тем более, так ведь она еще и стреляет по настильной траектории.
Однако, снарядов немцы не жалели.
Я, было, попытался считать разрывы, но быстро сбился: шесть снарядов в минуту, на три или четыре батареи — многовато получается. Тем более, что стреляют все одновременно и серии взрывов перекрывают друг друга.
Навык соответствующий, опять же, отсутствует…
Черт, палят и палят, как оглашенные. Так что потерь не избежать просто по закону больших чисел.
Это, конечно, не наша двенадцатичасовая артподготовка в последнем наступлении, но тут-то и укреплений таких нет.
Маньяки, в общем.
Чего еще от фашистов ожидать…
От нечего делать, я проверил амуницию, подтянул, где надо, осмотрел автомат…
Все пучком — можно воевать!
Посмотрел на часы: восемь тридцать. Полчаса уже пуляют… Может хватит? Утомили — сил нет. Скорей бы в атаку пошли — надоело уже сидеть и ждать.
Словно услышав мои пожелания, немцы перенесли огонь за наши спины, создавая огневую завесу.
Сейчас начнется!
— Вестовые, вперед! — заорал Казимирский. — Всех в первую линию!
Вслед за солдатами мы выскочили из блиндажа. Мимо нас пробегали гренадеры, в воздухе раздавались трели унтер-офицерских свистков и матерные рулады.
— Барон, вы — направо, я — налево!