— Давай! — командую Рябинину. Тот хлопает Гусева ладонью по спине, а Гусев хлопает гранатометчика.
Поехали.
Одна за другой за поворот траншеи летят гранаты. Дождавшись разрывов, в клубящиеся дым и пыль ныряют мои солдаты.
Бац! Бац! Бац! — гремит дробовик, словно бичом щелкает выстрел карабина.
— Oh! Mein Gott… — кричит кто-то за углом. Я выскакиваю вслед за остальными.
У небольшого блиндажа с оружием наизготовку замерли гренадеры. На дне траншеи лежат несколько убитых немцев. У самого входа в укрытие, схватившись за развороченный живот, корчится и стонет еще один — из дробовика досталось. Не жилец…
— Давай, давай!!! — Машу рукой. — Не останавливайся!
Неожиданно где-то начинает бить пулемет. Пули с визгом проносятся над нашими головами.
Что за хрень? Неужели напоролись?
Спустя полминуты до меня, наконец, доходит — долбит станкач. Видимо откуда-то из второй линии немецких окопов.
Твою мать!!!
Чуть правее нашего участка наступления должен быть еще один бетонный дот! Это наверняка из него пуляют.
Что делать?
С одной стороны — фланг в передовой траншее мы прикрыли, и теоретически можем спокойно ждать подхода одиннадцатой роты, а уж потом только идти дальше.
С другой стороны — этот долбаный "Pillbox" просто не даст подкреплениям подойти.
"Гочкисы" его не достанут — только если прямо в амбразуру, что маловероятно…
Навести на дот наши гаубицы — тоже нельзя. Связи нет, корректировать никто из нас не умеет, да и пушкари скорее по нам вмажут — до второй траншеи метров сто по прямой.
Вывод — надо брать своих бойцов и идти совершать подвиг, за который непременно дадут медаль. Но вручат её уже семье…
— Шмелев! У кого-нибудь граната Новицкого есть? — Осенило меня. Пятифунтовая, то есть — двухсполовинойкилограммовая, граната системы Новицкого, прозванная в войсках "фонариком", обычно использовалась для подрыва проволочных заграждений и полевых укреплений. Для нашего случая — самое то!
— Так точно, вашбродь! Белов! Ко мне!
К нам с унтером протискивается названный ефрейтор.
— У тебя "фонарик" есть?
— А как же! Цельных три! И ишшо четыре фунта динамиту в шашках и десять аршин огнепроводного шнура!
— Тогда, слушай мою команду! Подорвать германское пулеметное гнездо! Со мной пойдет отделение Рябинина! А тебе, Шмелев, обеспечить фланг наличными силами, потому что пулемет мы у тебя заберем!
— Слушаюсь, вашбродь!
— Пошли что ли?
Быстро перебегаем до нашего поста в ходу сообщения. Рябинин о чем-то говорит с солдатами, а потом по очереди тыкает пальцем на бойцов передовой группы и всей ладонью указывает направление — вперед.
Движемся привычным порядком, разве что третьим по счету теперь идет пулеметчик с Бертье-Федоровым наперевес.
Один поворот, второй. Пока никого. Из живых, по крайней мере. Парочка мертвецов в "фельдграу" разной степени укомплектованности частями тела, нам все же попались.
Сразу за третьим поворотом ход сообщения обрывался. Дальше его просто не было, а была воронка от тяжелого снаряда. Идущий первым Гусев, привычным макаром выглянул из-за нагромождения земли и расщепленных досок, образовавших на нашем пути своеобразный бруствер.
Тут такое началось!
По выходу из траншеи палило около десятка стволов. Сквозь щелчки винтовочных выстрелов слышались обрывки фраз по-немецки.
— Russischen grenadiere… Der teufel… Feuer… /Русские гренадеры! Черт! Огонь!/
Пули попадали в стенки окопа, в отвал вывороченной взрывом земли. Никого, слава Богу, не задело, видимо потому, что стенка траншеи нас все-таки прикрывала. Мои бойцы справедливо отреагировали на немецкое негостеприимство трехэтажным матом.
А потом гадские бундесы зафигачили по нам гранату. Самую, что ни на есть, банальную "колотушку" на длинной деревянной ручке.
Сначала я услышал крик "Achtung! Granate!", а потом увидел, как эта самая граната пролетела над нашими головами и разорвалась на поверхности земли над ходом сообщения, засыпав нас землей.
В ответ, обозленный Гусев запулил к немцам целых три "лимонки" с самым прогрессивным на тот момент "автоматическим" запалом системы Миллса. То есть практически знакомую всем Ф1, в названии которой буква "Ф" указывает на её французское происхождение.
Взрывы. Крики.
Для полноты эффекта протиснувшийся вперед пулеметчик дал в направлении противника длинную очередь на полрожка.
И тут же солдаты рванулись вперед. Пару раз бахнул дробовик. Мы с Рябининым, переглянувшись, поспешили следом. Проскочив большую, не меньше пяти метров в диаметре, воронку, я вслед за унтером ввалился в горловину хода сообщения.
Прямо на немецкие трупы. Враги лежали густо — прямо тетрис из десятка мертвецов. Как меня не стошнило — до сих пор удивляюсь.
Огляделся.
Ого! У нас потери. Наш ловкий гранатометчик — рядовой Селиванов, убит. Его подстрелил из "парабеллума" контуженый взрывами немецкий фельдфебель, которому спустя секунду Акимкин, богатырским ударом прикладом пулемета под срез каски, размозжил голову.
Гусев сидел у стенки окопа, зажимая ладонью распоротое плечо. Шустрый немчик, которого не задело гранатами, пырнул его штыком, получив в ответ заряд дроби в грудь. Наповал…
Перебинтовав раненого, двинулись дальше.
Теперь первым шел Рябинин. За ним — протиснувшийся мимо нас Белов с ручной гранатой в руке. Следом — Акимкин с пулеметом, я, Савка, Жигун и остальные.
Слава Богу — без сюрпризов. Желающих нас убить нам не встретилось до самой траншеи второй линии. Да и в самой траншее серьезной опасности нам не угрожало. Не считать же за таковую двух олухов с катушкой полевого телефона, которых унтер скосил из автомата.