Следовательно, нам следует ожидать попытки прорыва "толпой" при поддержке боевиков.
Трудно описать мое нынешнее состояние…
В некотором роде, я даже разочарован!
Возможное боестолкновение, к которому я так готовился, закончилось, по сути, так и не начавшись. Нестройная толпа непонятных людей, с криками и стрельбой двигавшаяся по Живодерной улице в нашу сторону, встретив сопротивление, рассеялась практически бесследно.
Если не считать нескольких трупов на утоптанном снегу.
Нестройный залп из винтовок и карабинов и пара израсходованных обойм "Гочкисса" — и все!
Даже боевики, которых я так опасался, не оказали никакого сопротивления. Я абсолютно уверен, что они там были, только вот связываться с нами не стали. То ли не смогли правильно оценить наши силы, то ли посчитали воевать с заставой занятием бессмысленным и опасным. У них и так сегодня несколько крупных обломов произошло сразу по всем направлениям.
Короче, черт его знает, что они там на самом деле решили, но рассвет мы встретили во всеоружии, плотной группой из десятка гусар, девяти городовых и жандармов и двух гренадер — меня и Савки.
Вялая перестрелка во всех частях Пресни продолжалась еще пару часов, пока наконец все не утихло.
А потом… Потом — в город вошли казаки.
Общую обстановку в Москве я узнал лишь к обеду, когда освобожденный наконец от своей почетной обязанности коменданта баррикады, прибыл в батальон.
Серьезные столкновения, помимо Пресни, произошли в районах прилегающих к казармам неблагонадежных частей.
На Ходынке, где располагалась 1-я Запасная артиллерийская бригада и мастерские тяжелых и осадных орудий, дело дошло до пушек. Мятежники захватили орудия учебной батареи и в течение нескольких часов держали жандармские и казачьи подразделения на почтительном расстоянии. Положение спасла подошедшая конно-артиллерийская батарея. Едва только на территории казарм стали рваться снаряды — всяческое сопротивление полностью прекратилось.
В Сокольнических казармах мятеж вспыхнул в запасном батальоне Телеграфно-Прожекторного полка и расположенных по соседству 2-й и 22-ой авторотах и Самокатном батальоне. Именно там разгорелись самые кровопролитные бои с применением бронеавтомобилей. Два жандармских эскадрона, учебная рота пулеметной школы, а так же запасной батальон 1-го лейб-гренадерского Екатеринославского полка смогли подавить мятеж только к полудню. Да и то, лишь при поддержке вошедших в Москву утром казачьих частей.
В районе Серпуховской части взбунтовались роты 55-го Запасного пехотного полка. Там, помимо жандармов пришлось повоевать и сослуживцам моих "засечников" из Сумского гусарского полка. Противостояние продолжалось почти три часа, но порядок был восстановлен, в основном благодаря тому, что "запасники" испытывали серьезные трудности с оружием и боеприпасами — на двенадцать рот у них было всего около тысячи трофейных "маузеровских" винтовок и по десятку патронов на ствол. К тому же, встретив организованное сопротивление правительственных войск, бунтовщики растерялись, и управление мятежом было потеряно.
Кроме того, было несколько столкновений с полицией и жандармскими патрулями в Марьиной Роще и на Хитровке, где к восстанию попытались примазаться уголовные элементы.
Что касаемо 193-го Запасного пехотного полка, то по чьему-то недосмотру или же злому умыслу, четыре из двенадцати рот были выведены в город на патрулирование в район 1-ой, 2-ой и 3-ей Пресненской частей, где и приняли посильное участие в развернувшихся событиях на стороне восставших. Оставшиеся восемь рот, будучи абсолютно безоружными, были легко заблокированы в Спасских казармах.
Ставшие мне почти родными Покровские казармы тоже волнений не избежали.
Больших неприятностей удалось избежать лишь потому, что две трети личного состава 56-го Запасного пехотного полка намедни успели отправить на фронт. Хотя, оставшиеся восемь сотен охреневших от ежедневной муштры мужиков успели натворить дел.
Связав и избив некоторых офицеров, бунтовщики попытались прорваться в подвалы казарм, где располагались арсеналы. В завязавшейся рукопашной отлично показали себя гренадеры 3-ей роты нашего запасного батальона во главе с подпоручиком Сороковых — им удалось не допустить "ударную группу" мятежников в главный корпус казарм.
В первой роте несколько неблагонадежных гренадер напало на своего ротного командира — поручика Беляева. Он попытался отстреливаться, но был убит ударом скамейки по голове. Узнав о его печальной участи, я не удивился и не огорчился — Беляев сам стал творцом своей судьбы, измываясь над своими подчиненными.
Часть офицеров 56-го полка забаррикадировалась в столовой и отбилась от нападавших из личного оружия.
Жандармская команда, усиленная двумя десятками человек и пулеметом довольно быстро очистила плац от бунтующих пехотинцев, открыв огонь из окон бокового крыла главного корпуса казарм. Подошедшие часом позже два эскадрона казаков гонялись за разбежавшимися по прилегающим улицам "революционерами" до самого рассвета.
В моей роте мятеж начался и закончился в течение пяти минут. "Неблагонадежные", при скромной моральной поддержке некоторых гренадер, предъявили свои претензии фельдфебелю Дырдину и унтерам. Петр Иванович их внимательно выслушал, а потом двумя хлесткими ударами вырубил двоих главных "переговорщиков". Рванувшиеся было вперед борцы за правое дело, увидели перед собой стволы унтер-офицерских револьверов и резко растеряли энтузиазм. Да и воспитательный эффект заковыристого фельдфебельского фольклора тоже сыграл не последнюю роль в разрядке напряженности. Все же у меня и у Сороковых люди в ротах были более организованы и вменяемы, так как мы, будучи фронтовиками, в основном занимались обучением солдат, а не муштрой. В итоге, шестеро "делегатов" были связаны и заперты в подсобке, а остальные разошлись по нарам, не решившись вступать в конфронтацию с младшими командирами роты.