Вывод напрашивался сам: "Папа похлопотал".
Из здания Штаба Московского военного округа, на Пречистенке я вышел, будто заново родившись.
Авантюра моих родственников, призванная оградить меня от фронта, завершилась для меня наиболее благоприятным способом. По дороге сюда я более всего опасался, что именно здесь мне и предстоит служить, а штабы и штабных я еще с прошлой жизни на дух не переношу. Да и тянуться и щелкать каблуками с видом "чего изволите" — это тоже не мое!
Казалось бы, пробыл тут всего каких-то полчаса, а уже рука устала честь отдавать — военных тут избыток, особенно начальников.
Слава Богу, что у меня теперь иная судьба — запасной батальон родимого 8-го Московского Гренадерского полка.
Несмотря на сильный холодный ветер, я решил прогуляться по Волхонке до Кремля, проветриться и поразмышлять.
Конечно, спасение меня от ужасов войны для родителей было задачей номер один, особенно в свете того, что за неполных два месяца на фронте я дважды был на волосок от смерти. То, что отцу было под силу решить мою дальнейшую судьбу, я нисколько не сомневался: статский советник, согласно "Табели о Рангах" — это нечто среднее между полковником и генерал-майором. К тому же, папа — чиновник Военного министерства.
Удивительно другое — как он тонко меня просчитал!
Ведь очевидно, что служба при штабе у меня, скорее всего, не сложилась бы! Хотя с точки зрения любого родителя — сие есть предел мечтаний. Отец поступил мудрее и учел мой прошлый характер и те его изменения, которые он наверняка приписал нахождению во фронтовой обстановке.
Протекция вышла удачной во всех смыслах — я снова в строю, в своем полку и при этом дома.
Надо будет поблагодарить его, желательно тет-а-тет… Ведь маме ни к чему лишний раз волноваться!
Черт! Как же неудобно ходить с шашкой на боку! Приходится придерживать ее левой рукой, чтобы эта "селедка" не путалась в ногах. Однако, придется привыкать — здесь не "полевая обстановка" и ношение сего аксессуара теперь обязательно!
Зато выгляжу теперь, как на картинке: шинель с башлыком, шашка, фуражка и пистолет в кобуре.
Особенно резкий порыв ветра заставил меня поежиться — хорошо, что матушка заставила меня поддеть под китель безрукавку из козьего пуха. Мне еще простудиться не хватало!
Незаметно для себя, я дошел до Публичной библиотеки, которая размещалась в доме Пашкова, и остановился в нерешительности.
И куда бедному подпоручику податься? Разве что, в Александровский Сад, потом пройтись до Исторического музея и направо на Красную площадь? А там, у памятника Минину и Пожарскому — стоянка извозчиков.
Решено!
Итак, на чем я там остановился? Папа — молодец, а шашка — нахрен не нужна?
М-да… Глубока и извилиста мысль русского офицера, который к тому же и российский юрист…
Итак, что меня ожидает на новом месте службы?
Скорее всего, что очередной геморрой — в переносном смысле этого слова. Запасные части, по воспоминаниям современников — это редкостное болото. Старшие офицеры — сборище посредственностей, унтера — редкостные садисты, солдаты — угрюмое быдло, снабжение — в целом хреновое.
Мечта идиота!
Теперь опять, почему-то, начинаю думать, что фронт — это наилучший выход… Как вспомню пополнение, которое мы получили после взятия Штрасбурга, сразу хочется сначала напиться, а потом — застрелиться!
Можно и наоборот — сначала застрелиться… А ведь мне наверняка придется со всеми этими запасниками возиться! Типа, "сено-солома-шагом-марш" и учить с какой стороны за винтовку держаться!
Ладно! Поживем- увидим!
Сейчас возьму "лихача" и за Генрихом — на Грузинский!
Поедем в ресторан праздновать мое новое назначение. Надо только подобрать что-нибудь на первом этаже и без ступенек, чтобы и на костылях можно было войти.
Ну вот, я и прибыл к новому месту службы.
Покровские казармы, построенные еще при Павле I, и в прошлой жизни поражали меня своей монументальностью: мощный восьмиколонный портик увенчан массивным фронтоном с изображением двуглавого орла. Здесь и дислоцируется запасной батальон 8-го Московского гренадерского полка.
Дежурный унтер-офицер объяснил мне, как найти батальонного адъютанта, и я, пройдя по длинному сводчатому коридору, вошел в канцелярию.
В узкой, плохо освещенной комнате двое: чубатый писарь в звании ефрейтора и уже знакомый мне поручик Юванен.
Поздоровавшись, предъявляю свое предписание.
— О-о! — Вскидывает брови батальонный адъютант. — Отчен ра-ад, што-о и-именно фы тепер пу-утете у на-ас слу-ушить! Приса-ашифайтес! Хо-отитте тча-аю?
Блин! Теперь придется привыкать к чухонскому выговору такого нужного человека, как Юванен. До этого мы встречались трижды, в связи с выдачей жалования, но тогда общение ограничивалось двумя-тремя общими фразами. Вообще-то понятно почти все, что он говорит, только некоторые слова трудно разобрать из-за сильно искаженного произношения.
К концу нашего недолгого, но чрезвычайно информативного разговора, я уже почти приспособился правильно понимать своего собеседника.
Юванен объявил, что я буду назначен командиром 4-ой роты. Сие знаменательное событие произойдет сразу же, как только командир батальона — подполковник Озерковский, подпишет соответствующий приказ. Но произойдет это не скоро, так как начальство имеет обыкновение появляться не часто и не раньше, чем к обеду.
Рота под командованием фельдфебеля только три дня назад прибыла из Сокольнических казарм, где и была сформирована из учебных команд. Унтер-офицеров крайне мало — по одному на взвод. Кроме того, я буду единственным офицером в роте, так как младших офицеров в батальоне нет, и не предвидится. Вооружение получено согласно штату, вот только это не карабины, а пехотные трехлинейки старого образца с гранеными штыками..